ГРЕШНИЦА... Домик был хорош. Небольшой, но крепкий, с палисадником из свежего штакетника, покрашенного голубой краской. Такого же голубого цвета ставни – широко распахнуты, словно смотрит дом на всех, кто проходит мимо. - Ну, что, берете? – спрашивает хозяин. Люба набирает воздуха в легкие и, выдохнув, соглашается: - Беру. Если уступите. - Маленько уступлю. А много не могу. Она кивает и цепляется взглядом за подворье, уже представляя, как переедет сюда. Любе тридцать два. Два года, как похоронила мужа, не ожидая, что так внезапно остановится его сердце в той аварии. А еще три года до его гибели их единственный новорожденный мальчик умер в первый же день, как появился на свет. С того времени беременности не было. Врачи разводили руками, поясняя, что так тоже бывает. Вся совместная жизнь с мужем прошла в коммуналке. Район был неплохим, но мечтали о собственной квартире, надеясь получить от города жилье. Оставшись одна, Люба поинтересовалась очередью, и, узнав, что впереди вереница таких же желающих, и прикинув, что ей, таким образом, еще лет пять, а то и больше, ждать, решилась переехать. В городке, где жила Люба, домика за ее деньги не найти. Они с мужем копили, конечно, но этой суммы было мало. И тогда она заинтересовалась близлежащими поселениями, пусть даже где-нибудь деревне, но зато свое жилье. К тому же в городе родственников не осталось. Это оказалось село, где с одной стороны поля, засеянные рожью, а с другой - речка и перелески. Небольшое, компактно расположенное село Брадево показалось ей местом тихим, уютным и к тому же не так далеко от города. Первой заглянула к ней женщина лет семидесяти, что жила в доме напротив. – Катерина Кондратьевна, - назвала она себя, - соседями будем. - Люба. - А по батюшке? - Любовь Григорьевна. Соседка развернула полотенце, где лежала круглая булка. – Я нонче хлеб пекла, вот, думаю, угощу, - и она оставила булку на столе, тем самым растрогав и удивив новую хозяйку дома. - Можешь бабой Катей меня звать, - сказала гостья. Работать Люба Сошникова устроилась на птичник. Рано утром бежала на работу, где открывала все засовы и квохчущая орава высыпала на волю, ковыряясь в земле и, ожидая, когда им насыплют корм. (https://svistanet.com художник Дмитрий Налбандян) Подруг завести не успела, так только - познакомилась, благодушно одаривая улыбкой всех встречных. Водитель грузовика, что привез корм для птиц, увидев новенькую, долго наблюдал за ней, потом подошел и заговорил. - Новенькая что ли? - Ага, переехала недавно. - Одна переехала? - Одна. А что? Разве не может человек один переехать на новое место? - Да почему же? Может. – Водитель, лет под сорок на вид, смотрел женщине в глаза, хотя сразу заметил ее ладную фигуру. Не было в ней того, что могло бы в жар мужика бросить и сказать вслед: «Хороша»! Но было что-то притягательное в ней, отчего становилось спокойно рядом, тепло что ли. - А дрова? А уголь? – спросил водитель. – Заказала уже? - Нет еще. А как это лучше сделать? - Я помогу. Частенько местных выручаю… - Дорого, наверное. - Для тебя только за уголь и за дрова, а за привоз - можно сказать, от души… бесплатно. - Привози. Только я все равно буду платить, не люблю быть должной. - Ишь, ты, какая, - удивился водитель и протянул ей широкую ладонь. – Леонид. Фамилия моя Лукин. Я тут рядом живу, в соседнем селе. В Лужках. Слышала? - Знаю, и, правда, рядом. Лукин на неделе еще пару раз заезжал на птичник, и, увидев Любу, говорил: - Я помню. Привезу обязательно. И привез на следующей неделе. Попросил открыть ворота и въехал прямо во двор, высыпав чурки, перекрыл ими почти весь проход. Потом достал из грузовика топор и стал лихо колоть дрова. – У нас только чурками покупают, остальное – сами. А ты раз уж одна, так я немного помогу. Люба хотела возразить. Но мужская сила в ее дворе явно нужна была. К тому же мужчина был радушен к ней, за дело брался с желанием, и было видно, что хочет помочь. - Ну, вот остальное в другой раз, - пообещал он. - Ну, так, обед готов, прошли бы, угостились, - предложила хозяйка. - Угощусь, - ответил помощник. Потом они сидели в просторной комнате, которую можно назвать и кухней и столовой. В доме всего две комнаты – одна для хозяйственных нужд, другая – как зал и спальня. - Ну, расскажи хоть про себя, - попросил Леонид, угостившись, - смотрю на тебя, солнечная ты как будто. Женщина засмущалась.- Да вот веснушки – спасу от них нет. - А мне нравятся, - сказал гость и вздохнул, явно не хотелось ему уходить. Рассказ Любы был коротким, но правдивым. Она посмотрела на гостя. – Ну, а вы, Леонид, как поживаете? – спросила она в ответ на свою откровенность. - Плохо, - ответил он. В карих глазах женщины появилась печаль. - Не подумай, что жалуюсь, просто правду сказал. Женат я, детей двое, старшей восемнадцать исполнилось, младшему сыну – двенадцать. Живем с женой как кошка с собакой, только и думаю… уйти или сбежать куда-нибудь… да вот дети. - А что же так? Всё ведь есть. – Спросила она. - Всё есть, мира нет, счастья, как говорится, нет. – Он снова внимательно посмотрел на нее. – А ты хорошая, спокойная такая… как увидел первый раз, захотелось подойти, поговорить… Любаша, а может, я еще приеду? - Зачем? – испугалась она. - Уголь привезу, на зиму-то нужен будет уголь. - Ну, привози. Только я за деньги… - Да знаю, понял, совестливая ты… ____________ Она и сама не поняла. Как Леонид очутился в ее доме. Прошел месяц, как увиделись. А потом то дрова, то уголь, то разговоры… заметно, что Леонида тянуло к этой женщине. Да и Люба, испытав на себе тоску и одиночество, потянулась к мужскому плечу, не из железа ведь она сделана, молодая еще. А потом, оставшись одна, испугалась и ругала себя за опрометчивый поступок. – Хоть и говорит, что плохо живет, а все равно – женатый ведь он, - устыдилась Люба. И дав себе зарок больше не пускать Леонида, также рано утром побежала на работу. Вечером, когда уже стемнело, считай что уже ночь наступила, постучали в ворота. Одевшись, вышла, и услышала знакомый голос. – Люба, открой. - Лёня, ну я же просила не приезжать больше, - сказала она и открыла калитку, чтобы раз и навсегда расстаться. А он стоит со старым чемоданом, перевязанным какой-т веревкой, и чуть не плачет. Проскользнул быстро в калитку и, прикрыв ее, упал на колени. – Ушел я. Не могу больше, не хочу с ней жить... Если выгонишь, идти мне некуда… - Леня, ну как же так… ты ведь женат… - Разведусь, Любаша, разведусь, не хочу больше с Томкой жить, сыт по горло… а ты мне нравишься, прикипел я, с тобой и дышать-то рядом за счастье. - А дети как же? - Да уж большие, дочка почти невеста. Да ведь и не бросаю их, помогать буду. Слезно упросил в ту ночь Леонид пустить его, а на утро, клятвенно заверив, что разведется и что сама судьба свела их, остался жить у Любы. Соседка баба Катя, узнав, что Люба сошлась с Леонидом, только вздохнула, но продолжала общаться с ней. А вот сельчане ополчились, и всё благодаря Людмиле - двоюродной сестре Тамары Лукиной, что жила здесь же, в Брадево. Сначала стали шептаться на работе, потом и в магазине, кто не встретит, с любопытством смотрят на нее, старушки на скамейках судачили, а то и плевали вслед. Хоть и в соседнем селе жил Лукин до этого, а все равно знали их семью - рядом ведь. - Лёня, люди на меня искоса смотрят, за глаза костерят всяко, ты уж реши, как дальше, развестись ведь хотел. А то ведь мне жить с чужим мужем… тяжко как-то… - Это, наверное, Людка сплетни распускает, - сказал Леонид.- Вот ведь бабы… они ведь в ссоре были, а как я ушел к тебе, так сразу Людка с Томкой спелись. Не обращай внимания, поговорят и забудут. Прошло еще две недели, и Леонид о разводе не заикался. Потом как-то за ужином признался. – Томка из вредности отказывается разводиться… - А как же теперь? - Ничего, куда она денется… На другой день возле дома Любы появилась девушка, и хозяйка, открыв калитку, не поняла сразу, кто она. - Папку позови, - небрежно сказала девчонка. - Так проходи, - догадалась Люба, что это дочка Леонида. – Не пойду, пусть выйдет. Леонид, не ожидая увидеть дочь, вышел и на лице появился легкий румянец. – Здорово, Аленка, чего стряслось? - Да так, ничего, просто ты нас оставил, - ответила дочка. - Ну, ты большая, понять должна… - Это ты должен! – Девушка оборвала отца на полуслове. – Осень скоро, а у меня сапоги старые. - Как так? Весной тебе купили… -Весной туфли купили! До снега в туфлях что ли ходить? - Ладно, ладно, дам тебе денег.- Он вынес деньги и вручил дочери. – Я на днях заезжал, тебя дома не было, Сережке обещал велик новый, так что скажи, со следующей получки будет, не накопил еще… - Ну да, где же теперь накопить, у тебя новая жена, - усмехнувшись, язвительно заметила дочь. - Я вам помогал и буду помогать, - сказал Леонид. - Сережка обидится, что ты велик ему не купил. - Ну, так тот еще хороший, пусть катается пока. _____________ Два месяца пролетели быстро, и ничего не поменялось. Людмила с Любой не здоровалась, а только посылала ей вслед проклятия по наущению Тамары. Да еще подружки Людмилины присоединились, которые без мужей стались, видно обида охватила., что приезжая чужого мужика приняла. И еще пожилая мать Людмилы всех знакомых пенсионерок подговорила, и те также язвили про нее. Домой Люба пришла уставшая, она ведь уже в райцентр съездила, убедилась, что не обмануло ее предчувствие, хоть сразу и поверить не могла. - Лёня, радость у меня, может и ты обрадуешься, - начала она осторожно, - беременная я, буду надеяться, что выношу ребеночка. Леонид побледнел. – Как так? Ты же говорила столько лет детей не было… - И это правда, а у нас с тобой будет, очень надеюсь… - Ну-ууу… как-то удивила ты меня. Вроде не заикалась про детей, разве нам плохо… - Леня, ну как же, мы же вместе живем… Леонид поднялся, почесал затылок, он явно был озадачен. – Слушай, а вдруг сложности какие, ты же не девка давно, не молоденькая, да и сама говорила, помер ребенок у тебя… вдруг и с этим чего... Душно стало Любе от его слов. – Ну что же заранее говорить, кто знает, надеюсь я. - Да-ааа, Любаша, не договаривались мы так, - сказал Леонид. - Ты же сам пришел ко мне, сам просился… - Ну, сам, так что же сразу дитем меня привязывать… - Зачем ты так? - Ну вот, уже не нравятся мои слова, я а я ведь правду сказал. Ночью Люба так и не уснула. А утром Леонид собрал вещи в тот же старый чемодан, перевязав его веревкой, чтобы не раскрылся по дороге. – Ты это, не обижайся, но не готов я к пополнению. Так что думай сама, как дальше быть, нужен ли тебе этот ребенок. - Ты куда, Леня? - К матери поеду, у нее поживу. Люба смотрела на его спину, он так и не оглянулся. Мать Леонида тоже жила в соседнем селе, в Лужках, значит. И Лукин остановился у нее. Но всего на два дня. Пришли сын с дочкой и слезно упросили вернуться домой. Тамара, его жена, от природы женщина властная, осмыслив случившееся, стала сговорчивее, и встретила мужа без единого упрека. Меньше стала ворчать и командовать, почти не упрекала его, а старалась вкусно накормить. И казалось, всё утряслось. Но осенью беременность Любы стала заметна настолько, что вся женская половина села судачили о ней. Теперь ей, оставшись одной, пройти мимо людей тяжело было. Одни улыбались в глаза, а за спиной шептались, другие даже не здоровались. А еще в огороде яблоньку позднюю обобрали, хотя до этого никто по чужим огородам не лазал. Поговаривали, что это младший сын Леонида на велике с дружками приезжал и напакостил. Любе трудно было поверить, мал ведь еще, всего тринадцатый год пошел. Да и за что? Но вся семья Лукиных к тому времени уже знала о беременности Любы, и даже Тамара явилась как-то к ней, попросив подождать попутку. – Я на минуту, - сказала она свояку, что подвез ее. - Даже не вздумай своего нагулянного на моего Лёньку повесить, мало ли с кем ты якшалась, так что не его это ребенок, - сказала она опешившей Любе. – И скажи спасибо, что я тебе лохмы не выдрала, - сказала она на прощанье. В общем, для Любы небо в овчинку показалось – такая жизнь настала. И решилась она увидеться с Леонидом, узнать, как же быть, когда ребенок родиться, ведь записать надо. А он, как на зло, и на птичник перестал ездить, на другой теперь машине чужой шофер приезжает. Но узнав, что должен Людмиле дрова привезти, специально вечером караулила на развилке, почти за селом. Вот уже его машина едет – она сразу узнала. Люба уже замерзла к тому времени, ветер прохладный подул. Стоит она – живот уже вовсю заметен, да и саму ее как не узнать, должен остановиться. А он мчится, в руль вцепился, на Любу старается не смотреть, хотя сразу узнал ее. Машет она рукой: - Лёня, остановись… А Лёня промчался, не сбавив скорости и оставил Любу в клубах пыли. Пошла она домой, впервые за это время разрыдавшись. – Ох, зачем? – спрашивала саму себя. – Что же я наделала? И только ребенок не давал опустить руки. Сжала плотно губы и также шла на работу. Кто с добром заговорит – также по-доброму ответит. А кто со злом – отвернется, мимо пройдет. Зная, что в городе сохранилась церковь, решила поехать и исповедаться. Вспомнила, что бабушка у нее верующей была, да и сама крещена в детстве. Подошла она к батюшке, а слезы сами катятся. – Грешница я великая, - сказала она. Батюшка выслушал ее внимательно, а потом успокоил, как мог. И так ей хорошо на душе стало, спокойно... с таким чувством и поехала домой. В автобусе место оказалось рядом с продавщицей Натальей из ее села. Женщина она спокойная, в чужие дела не вмешивалась, и даже к Любе относилась с сочувствием, потому и поинтересовалась искренне, куда ездила. Люба и рассказала, Наталье-то можно, она ведь хорошая. А Наталья дома с матерью поделилась, что Любу Сошникову встретила, что в храм ездила, что грешницей себя называет… А матушка у Натальи вечером за ворота вышла, с такими же пенсионерками посидеть, да и проболталась. И вскоре все знали, что птичница Любка грехами обросла… так и прозвали ее «грешницей». Даже дети Людмилы, будучи подростками, иной раз кричали вслед: «грешница». Люба и это старалась пережить. _______________ Родила она девочку весной и будто ожила. «Ну, может, отстанут, сплетники, подумала она». Ведь ничего она от Леонида не требовала, его семьи не касалась, его не караулила больше, жила надеждой, что забудут про нее, да и сама история забудется. Но рождение ребенка еще больше подстегнуло злые языки. Упрямая Людмила, кого не встретит, разговор на Любу Сошникову переведет. – Слыхали? Родила… да думаю, не Лёнькин это ребенок, сразу же видно по ней… А потом ей окна разбили, и видела она мальчишек убегавших. – Да что же они ко мне прицепились? – думала она. Год Люба сидела дома, спасибо бабе Кате, не оставила ее. Приходила часто, если надо и с ребенком посидит. Люба уже тысячу раз пожалела, что связалась с Леонидом. Но взглянет на дочку – и от сердца отлегло. Когда на работу вышла, снова баба Катя помогала.- Я вам денег дам, - пообещала Люба. - Не надо мне твоих денег, я не за деньги помогаю. Услышав ее слова, Люба снова заплакала – нет в селе добрее человека, чем баба Катя. Только непонятно, почему же другие не могут простить ей этот грех? ______________ Однажды летом, когда дочка Надя уже своими ножками научилась ходить, остановилась у ворот машина. Услышав звук, вышла Люба и ахнула. Безмолвно обняла статного военного, по годам явно старше ее. Так и вошли они вместе в дом. Сняв фуражку и китель, на котором были погоны полковника, он умылся, пригладил усы и сел за стол. А Люба привела девочку, и он бережно потянулся к ней. Баба Катя видела, что гости у Любы, и соседи с обеих сторон заметили. Но даже Катерина Кондратьевна не решилась прийти, кто его знает, кто к ней приехал, чего мешать. Ближе к обеду вышли за ворота оба, мужчина девочку на руках держит. - Пойдем вместе до магазина прогуляемся, очень уже хочется взглянуть на это село, людям в глаза посмотреть, - сказал он. – Где, говоришь, Людмила живет, что донимает тебя? Ага, этот дом? Это вон там, где мужичок пошатывается… - Муж это ее, выпивает он, - сказала Люба. - Понятно. В магазине собралось уже прилично народу, все ждали хлебовозку, машина из районной хлебопекарни приезжает в одно время. Увидев рядом с Любой военного, совершенно незнакомого им мужчину, расступились. Хлеб уже к тому времени привезли, и, уложив в сумку, Люба и военный с девочкой на руках, вышли. Поставив малышку на землю, остановился перед любопытными – собралось человек семь или десять. Стоят, будто нужда какая-то, делают вид, что чего-то ждут. - Здравия желаю, народ честной! – Задорно крикнул военный. - И вам здравия, - послышались осторожные голоса, с любопытством разглядывая его. - А вот скажите мне, люди добрые, а все ли у вас тут честные-пречестные? Все ли без греха живут? Людмила тоже была среди любопытствующих, и поняла сразу, к чему вопрос – фыркнула недовольно. - Мы-то честные, - сказала она, - мужиков из чужой семьи не уводим… - А в остальном, значит, безгрешные? – спросил военный. – И никого не осуждаем, и окна по ночам не бьем, и комбикорм совхозный по ночам не продаем, а деньги себе в карман не кладем, - он оглядел всех, и кто-то даже опустил глаза. - Ну, скажите, что я не прав! А лучше бросьте в меня камень… каждый, кто считает, что я не прав, каменюкой в меня… - Ага, кто же бросит, военный же, - сказал кто-то из толпы. - Не потому что военный, а потому что вам собственные грехи камень в меня бросить не дадут. Попробуйте для интереса, даже наклониться не сможете, потому как сами погрязли в грехах… нет среди вас праведников, а значит и других осуждать права нет. На себя в зеркало гляньте, прежде чем окна по ночам бить, ребенка пугать… если еще раз, так с милицией приеду, спуску не дам. Он снова взял девочку на руки. – Пойдем, сестренка, - сказал он Любе, и они пошли домой мимо толпы, и все проводили их взглядом. - Это чё, брат что ли ее? – тихо спросил кто-то. - Ну, получается так, кто бы знал… генерал что ли… - Да какой генерал, капитан… - Дура, какой капитан, - подвыпивший муж Людмилы присоединился к толпе и одернул жену, - полковник, - сказал он, показав свои познания. - Ох, Лёша, приструнил ты их, - сказала Люба, когда пришли домой. Алексей, сняв китель, повесил его на спинку стула и сел у окна. Глаза у него такие же карие, как у младшей сестры, а вот волосы уже поседевшие на висках. Помотало его по стране, в разные уголки забрасывали, и он со своей верной женой Галей служил там, куда направят. И даже в Афганистане был. А теперь, выбравшись, приехал к младшей сестре и, узнав ее историю, сидел задумавшись. – Вот что, Люба, уезжать тебе надо отсюда, - сказал он. И было заметно, что это обдуманное предложение. Люба окинула взглядом комнату, где уютно висели занавески, а стол был накрыт любимой клеенкой в голубой цветочек. - Понимаю, душу вложила, - сказал Алексей, - но уехать придется. Не приструнишь их, не твое это село, понимаешь, не твое, так и будут мстить, а за что… и сами не понимают. - Знаю, виновата я, - сказала Люба. - То, что ты этого, как его, Леонида приняла – не одобряю. Совсем не одобряю, - он посмотрел на дочку Любы, - но и судить тебя не берусь. Кто я такой, чтобы судить? Ну, старший брат, ну и что… мое дело – помочь тебе. - Да я уж думала об этом, да кто же теперь купит домик, желающих переехать в село мало. - Ничего, объявление по всей области дадим, найдутся покупатели. А ты в город переедешь, мы с Галкой тоже там осядем, хватит нам, помотались по стране. - Галя-то как? Так давно ее не видела, - сказала Люба, - хоть бы приехала. - Порывалась Галка приехать, но ты же знаешь, внук у нас родился, вот она и помогает Ирке, к тому же зять у нас в «пожарку» устроился… в общем, готовься к переезду. Алексей мотнул головой, словно вспомнил что-то. - Надо же, в грешницы себя записала. И ведь молчала столько времени, а потом, видно, допекло тебя, всё написала. Мы с Галкой как получили твое письмо, прочитали – ну хоть падай и рыдай! Как только приехали, Галя говорит: - Езжай, выручай сестру, а то пропадет там. – Он посмотрел на Любу. – А ты, и правда, плечи опустила, улыбаться разучилась… -Ты, Леша, молодец, высказал им, - вспомнила Люба, - а я бы не решилась, молчала все время. Вот только не могу понять, откуда ты про ворованный комбикорм знаешь, я ведь ничего не рассказывала. Алексей рассмеялся, даже усы подергивались от смеха. – Где только я не служил, каких историй не наслушался. А тут сказал наугад, да видно, в яблочко попал. ___________ Из всех, кого Люба знала хорошо, и кто по-доброму к ней относился, - больше всего сожалела о соседке бабе Кате. Свой любимый сервиз, который понравился, когда баба Катя пила у нее чай, Люба отнесла ей. - Да что ты?! – удивилась соседка. – Вещь дорогая. - Ваша доброта дороже. Она вообще бесценна, - сказала Люба и вместе с сервизом подала цветной платок с кистями. - А может, передумаешь? – спросила баба Катя. - Утрясется все, забудется. - Нет, Катерина Кондратьевна, я уже решила, хочу к брату поближе. Он мне и деньгами поможет, а то ведь мне на домик в городе не хватит. Да и на дочку смотрят так, будто она в чем-то виновата. Так что уезжаю я. - Ну, гляди, в добрый путь. Дорога у Любы, и в самом, деле была доброй. Алексей приехал с грузчиками, и сам был одет в простые брюки и клетчатую рубашку, а сверху легкая куртка, так что и не узнаешь в нем бывшего военного. Огородик Любы был уже к тому времени убран, так что урожай тоже взяли. Погрузив вещи, Люба еще раз обошла домик, потом вздохнула и села в кабину грузовой машины. Еще когда вещи носили, Леонид промчался на своем грузовике мимо, и увидел, что Люба съезжает. Он давно уже не видел ее и ничего не знал. Разгрузившись у магазина, поехал той же дорогой, а навстречу машина, груженая вещами Любы. И проехал он мимо и посмотрел на машину, увидел в кабине детское личико (ведь еще ни разу не видел своего ребенка) – впервые увидел такие же светлые волосики с рыжиной, как у Любы. А сама Люба не взглянула в его сторону. Она смотрела на дорогу и думала о том, какие шторы повесит в новом доме. А еще о том, что брат с семьей будет рядом теперь, ведь они вдвоем остались на белом свете – две самых родных души. Да вот еще дочка Надюшка. Когда Леонид проехал последний дом, съехал на обочину, прошел к двум березам, отшумевшим своей листвой, и присел на подгнившее бревно, опустив голову. Вытер лицо рукавом, избавляясь от непрошенной слезы, и подумал: «Хорошо, что никто не видит мокрое лицо». Было больно внутри и было пусто на душе. Пусто от того, что понимал, не хватило у него сил уйти от властной Тамары, и что поверил он ей, когда дети уговорили вернуться. Только хватило ее ненадолго – все началось снова. Снова он терпит упреки, снова он злится, мается… а ничего сделать не может. И никогда уже не сделает, будет подчиняться жене и потакать детям. Единственный его поступок – это побег от Тамары к Любе… да и тот не удался. А машина с вещами Любы ехала в город. Рядом сидел старший брат, а на руках дочка и лепетала что-то, обняв маму. И не чувствовала Люба на себе никакого греха, выпила она эту чашу полностью. И одно теперь знала: женатого мужчину на порог не пустит, даже если он будет также падать на колени, как Леонид. автор Татьяна Викторова

Я пишу почти два года для вас,дорогие мои подписчики, бесплатно.Когда болела ковидом я взяла несколько статей из интернета.Это плагиат.Нет монетизации.Я инвалид-колясочник,мне 85 лет На лекарство раньше зарабатывала на дзене.Сейчас нет такой поддержки,вы мне помогли купить эл.коляску,собрали деньги на печатание моей детской книжечки. Низкий вам поклон! Если можете,то поделитесь денежкой мне на лекарство.Буду молиться за ваше здоровье! КАРТА 2202 2009 9172 8807